Сириус (История любви и разлада) - Страница 49

То было, пожалуй, самое счастливое время в жизни Сириуса. Он наконец нашел приложение своим сверхсобачьим способностям и добился определенной самостоятельности. Он допускал немало ошибок — дело было новое, зато разнообразное, конкретное и (как он выражался) здоровое для души. На глубокие размышления времени почти не оставалось, но ответственность за других заставила Сириуса почти заБыть об интеллектуальной деятельности. А позже, обещал он себе, освоившись с новой работой, он вернется к литературным и композиторским трудам.

Единственным его отдыхом была музыка. По вечерам, когда Элизабет, утомленная работой на свежем воздухе, отдыхала в кресле, Сириус слушал концерты по радио или перебирал пластинки. Порой, уходя на пустоши с юными учениками, он пел собственные песни. Иные из них, мало доступные человеческому уху, глубоко трогали суперовчарок.

И еще у него была смышленая молодая сука — Миванви — стройная как леопард, с роскошной блестящей шерстью. Сириус не собирался заводить сексуальных отношений с подчиненными. Более того, он полагал, что Мивавнви принадлежит Идеалу. Но Идеал постарел. Он принадлежал к породе обычных суперовчарок и старился быстрее Сириуса, только теперь достигшего полной зрелости. Миванви в период течки отвергла прежнего любовника и всячески старалась соблазнить Сириуса. Он продержался некоторое время, но в конце концов поддался ее нечеловеческому, но превосходящему собачье обаянию. Идвал, конечно, был против, но более крупный и физиологически более молодой пес быстро внушил старшему, что протестовать бесполезно. Собственно, Идвал так трепетал перед своим четвероногим хозяином, что протест его в любом случае не заходил далее оскорбленного поскуливания да изредка — мятежного рыка.

В должный срок Миванви принесла пятерых щенят. Головы у них, конечно, были обычной величины, но большинство имели на любу бурые отметины — как у Сириуса и у его матери. Очень скоро эльзасская кровь щенков стала заметна каждому. Не оставалось сомнений, что Сириус им если не отец, то дед уж точно. Они и дали начало тем метисам с эльзасской кровью, которые теперь разошлись по всей округе.

Фермеры одно время надеялись (хотя им никто этого не обещал) что если повязать своих сук с человеко-псом, можно получить помет суперщенят. Им всем пришлось разочароваться в своих надеждах, хотя примесь эльзасской породы обычно шла на пользу местным овчаркам. Конечно, потомство даже двух суперовчарок оказывалось обычными собаками. Что до Сириуса, он вовсе не интересовался своими многочисленными отпрысками. С тремя сыновьями и двумя дочерьми от Миввнви он обошелся как с обычными щенками. По одному каждого пола сразу утопили, остальных оставили при матери дольше обычного — пока ее слишком тонкие для обычной собаки материнские чувства не позволили спокойно перенести разлуку. Затем Сириус продал двух сыновей и дочь.

Между тем из Кембриджа продолжали поступать щенки суперовчарок, готовые к обучению. Обычно из них воспитывали пастушьих собак, но война открыла для умной породы Томаса еще одну профессию.

Военный режим экономии нарушил работу лаборатории. Томас предвидел время, когда его отдел закроют или переведут на военные исследования. Как раз в это время, весной 1940-ого, война перешла в «горячую» стадию. Крах Голландии, Бельгии, а затем и Франции доказал англичанам, что им придется драться за жизнь. Томас никогда не удостаивал войну своего внимания. Эта «крупная мелочь» недостойна была занимать ум, целиком преданный науке. Но в конце концов и ему пришлось признать, что эта «мелочь» способна, если не уделить ей внимания, полностью уничтожить науку. Он ломал голову над двумя вопросами. Насколько его нынешняя работа могла — если могла — способствовать победе? И, если эта работа бесполезна, какую помощь в военных действиях может оказать его лаборатория?

Он счел, что суперовчарки, если производить их в достаточных количествах, могут сыграть важную роль. Обычных собак уже тренировали для доставки сообщений на поле боя, а суперовчарки могли бы выполнять и более сложные поручения. И Томас начал разрабатывать метод массового выведения таких животных. Сириусу он поручил выдрессировать самых толковых щенков на посыльных.

Спустя некоторое время Томас подготовил трех животных для демонстрации «людям в касках» и сумел добиться встречи с военными властями. Собаки показали себя во всем блеске. Томаса заверили, что военное министерство, конечно, найдет применение его породе. После этого Томас, терпеливо прождав несколько недель, написал несколько вежливых напоминаний, и получил новые заверения, что механизм по внедрению его идеи уже запущен.

Однако ничего не менялось. Каждый чиновник, беседуя с ним, проявлял сочувствие а зачастую и готовность не пожалеть усилий для помощи великому ученому. Но безрезультатно. Большие, солидные организации не откликались. Между тем все силы лаборатории были брошены на массовое производство военных собак. Ради него забросили более увлекательную, но менее насущную тему по выведению существа, равного Сириусу, а заветная мечта Томаса — стимуляция мозга человеческого плода — превратилась в несбыточную фантазию.

Сириус теперь не хуже Томаса понимал, что без победы в войне все лучшие создания господствующей расы погибнут. Но пес жил в глубинке и новая работа занимала его целиком — тем больше, что она представлялась ценной услугой нации, а значит и человечеству. Поэтому он воспринимал войну не столь эмоционально, как Томас. Больше того, если одна сторона его натуры полностью отождествляла себя со славным человеческим родом, то другая, тайная и иррациональная, радовалась бедствию, постигшему тиранов. Умом он сознавал, что его судьба связана с судьбой Британии, но эмоционально отстранялся от борьбы, как позже многомиллионное население Индии, презирая угрозу, равнодушно созерцало действия Японии.